Джой Эспириту (Макс Эйгенманн), нелегальная мигрантка с Филиппин, пытается выжить в современной Великобритании. Работа — грязная и тяжелая, наниматели — классические ханекевские буржуа, малолетняя дочь Грейс (Джейден Боадилья) бунтует, виза давным-давно истекла, а на фальшивую не хватает пяти тысячи фунтов. Но на жизненном пути Джой сама собой возникает работа мечты: уборка внушительного особняка и уход за смертельно больным стариком. С собственной комнатой и более чем приличной оплатой. Вакансия слишком хорошая, чтобы быть правдой, но когда на горизонте маячит встреча с миграционной службой, выбирать не приходится. Впрочем, совсем избежать мучительной дилеммы не выйдет: через несколько дней Джой замечает, что ее нанимательница пичкает одряхлевшего дядю вовсе не лекарствами, а тяжелыми седативами. И это далеко не единственный секрет особняка.
С легкой руки дистрибьюторов Raging Grace превратилась в «Демонов дома Гарретов» с постером, который бы сделал честь «Проклятию монахини» и любой ghost story Гэри Добермана. Но здесь кошатник-постановщик Пэрис Зарсилья (судя по твиттеру, мяукающие хищники занимают доминирующее положение в жизни режиссера) сам виноват: фильм буквально начинается с джампскейра. Любопытный кикстарт для готического триллера с щедрой порцией социальной драмы.
Киноленту захвалили на прошлогоднем SXSW, и восторги легко предугадать: пронзительная история, доступная для эмпатических рецепторов любого, кто чуть добрее Эбенезера Скруджа, и обернутая национальными песнями и цитатами из «Бремени белого человека» Редьярда Киплинга — ортодоксального империалиста, апологета американо-филиппинской войны и рьяного сторонника шовинистских взглядов. Со временем к жанровому коктейлю добавляется чистая готика и хичкоковщина.
Зарсилья без задней мысли тащит хронометраж на сторону драмы, поэтому тяготы Джой открываются со всех сторон: чудовищные абьюзивные отношения с гражданином Британии, разрывающие эмоции между тяжелейшей психотравмой (ужас и ненависть) и дочерью (любовь), агрессивная индифферентность окружающего мира, нелегальное существование на условиях «продержаться бы еще чуть-чуть». Хитрые переплетения стандартизированного тагалога и английского лишь усиливают культурно-эмоциональный надрыв.
Остросюжетные элементы, которые призваны еще сильнее цеплять зрителя, в «Демонах…» не работают. То ли сказывается недостаток опыта в организме (для Зарсильи фильм стал дебютом в полном метре), то ли личные интересы. Второй вариант кажется более предпочтительным. Постановщик нарочито небрежно разбрасывается джампскейрами, откровенно скучает на редких экшен-сценах и изображениях галлюцинаций, наотрез отказывается напускать саспенсового тумана.
Казалось бы, ну нет у человека отточенных навыков работы с жанровыми инструментами, да и в остальных сегментах видны слишком жирные мазки: Зарсилью тянет пояснять очевидное, а монолог Джой о социально-расовом антагонизме — чересчур громоздкий, словно пришел из уст то ли Тайлера Дердена, то ли из текстов Anti-Flag. При этом нет никаких сомнений в искренности режиссера: после прочтения «Бремени белого человека» даже без филиппинского бэкграунда все понятно. И в то же время депрессивная повседневность не ощущается слоубернером, диалоги с дочерью не вызывают ассоциации с дважды зачеркнутыми строками из сценарного блокнота, а сцена, где Грейс артикулирует матери «I love you» может вызвать слезы не только у Джой, но и у тех, кто находится по другую сторону экрана — пожалуй, самый мощный эпизод фильма, за что отдельное спасибо Макс Эйгенманн.
Разделить в полной мере сильные чувства жюри техасского фестиваля не получается: любая попытка отойти от драмы Джой и Грейс скорее сковывает историю, а остросюжетный финал так и вовсе рассыпается в прах. Но и отмахнуться от дебюта молодого британца не выходит: да, хоррора и триллера из «Демонов…» не выросло, но лишь потому, что жанровые элементы никто не потрудился склеить. Отчаянного сражения матери и дочери за право на подобие счастья вполне достаточно, а демоны в человеческой шкуре гораздо страшнее, чем клыкастые твари из фильмов Ламберто Бавы, Кевина Тенни и Чарльза Филипа Мура.
