Послевоенная Республика Корея. Ким У-ён (Рю Сын-ён), перебивающийся случайными заработками хромой дудочник, вместе с сыном Ён-намом (Ку Сын-хён) бредет через лес в Сеул. Где-то в столице обретается американский врачеватель, что способен вылечить ребенка от туберкулеза. По дороге путники останавливаются в глухой деревне, страдающей от нашествия крыс. По просьбе старосты У-ён берется освободить жителей от грызунов.
Первые же кадры — нарочито яркие и залитые солнцем провинции Канвондо — полнометражного дебюта Кима Гван-тхэ транслируют сказочный мотив. Пейзажам вторят задорная фолк-музыка и сюжетные повороты: в деревушку отца и сына завела внезапно открывшаяся тропа. В данном случае сказочное начало — сродни спойлеру. Пересказ истории о Гамельнском крысолове не предвещает хэппи-энда. Как, впрочем, и большинство корейских триллеров нулевых и 2010-х. К счастью, за вывеской с названием скрывается нечто большее, чем экранизация старинной немецкой легенды.
Действие фильма не зря происходит в 1950-х. Жители безымянного поселения из «Крысолова» уверены, что война еще не закончена: благодаря таким басням староста деревни получает абсолютный контроль и ловко направляет мысли селян в нужное русло. Сам же вопрос насильственного разделения некогда единой страны по 38-й параллели эхом отдается в корейском кинематографе вне зависимости от выбранного жанра и даты на календаре: будь то трагикомедия «Добро пожаловать в Тонмакколь», военная драма «Линия фронта», триллер Пака Чхан-ука «Объединенная зона безопасности» или кимкидуковская «Береговая охрана».
Историческому контексту вторят классические национальные мелодии — социальная паранойя, критика власть имущих (и чинопочитание вообще), кронизм и оправдание зверств благими целями. В данном случае — выживанием. Мимолетом прилетает и американскому влиянию: «адрес» сеульского врача, который никто из действующих лиц не может прочитать, на деле является надписью «поцелуй обезьяну в зад». А знаниями о добром лекаре с У-ёном поделился некий «Макартур». Подобную зарисовку едва ли можно назвать осмысленной критикой — скорее, дань традиции, как в том же «Тонмакколе» или завязке культового «Вторжения динозавра» Пона Джун-хо.
Политическая прослойка обеспечивает и двусмысленность «сказочной» сцены с украденными детьми: с одной стороны — макабрический катарсис истории мести, с другой — меланхоличный этюд о поколении, которое обманул двуличный взрослый и увел в никуда.
Макабр, к слову, тоже не случаен. В оригинале «Крысолов» зовется «Гостем», что обозначает не только таинственного визитера, но и служит эвфемизмом для слова «призрак». Учитывая, что важную роль в сюжете играет проклятие, дополнительная грань мистики оттеняет сказочный и социальный мотивы.
С жанровым определением у «Крысолова» тоже непростые отношения. По душевной простоте фильму влепили теги «триллер» и «хоррор», но ему будет комфортнее лежать в ротации фестивального кино, чем в жанровых списках Ситжеса или премии «Сатурн». Виной всему почитаемая корейцами эклектика. Не стоит забывать, что «Гость» явился к нам из 2015-го, когда смешение стилей и различных приемов было чуть ли не визитной карточкой кинопродукции с корейского полуострова. Ужасами история о крысолове является в той же степени, что и «Осатаневшая» — слэшером.
Никаких открытий «Древнее проклятие» не несет, но нужной палитры эмоций добивается легко и как-то по-рабочему, словно опытный менеджер. Пожалуй, самое любопытное в этой ситуации — появление фильма на больших экранах в другой стране почти 10 лет спустя. Кажется, тайминг выбран самой судьбой. Или могущественной шаманкой из корейской деревни.
