Школьное шоу талантов — пародии на Элвиса, танцы в твидовых юбках и девочка Отэм (Сидни Фланиган) с лиричным кавером на песню из шестидесятых. Во время ее выступления неизвестный выкрикивает «шлюха» — зрители начинают вертеться, а Отэм продолжает петь. Через пару дней она узнает, что беременна и по законам Пенсильвании не может сделать аборт без согласия родителей. Двоюродная сестра (Талия Райдер) крадет половину дневной выручки из супермаркета, и вместе девочки едут в Нью-Йоркский медицинский центр — там семнадцатилетняя Отам сможет прервать беременность без чьего-либо разрешения.
Какими бы прорывными ни были подростковые фильмы, они часто вращаются вокруг навязчивой идеи, что тинейджеры безостановочно фонтанируют желаниями. Поворотный «Выпускник» (1967) против вселенной имени Джеймса Дина, слэшеры и блокбастеры против Нового Голливуда, Ларри Кларк и Грегг Араки против мейнстрима восьмидесятых — каждый новый молодой эшелон в кино выводил на свет замалчиваемые проблемы подростков, сохраняя фундаментальное клише: все они — потенциальные насильники пирогов. Хит 2017-го «Леди Бёрд» обсуждали как отповедь стереотипам о взрослении, при этом Сирша Ронан все же играла один из них — ее героиня точно знала чего хотела и шла к своей цели по головам закостенелых взрослых. Дебютанки Сидни Фланиган и Талия Райдер воплощают другое — действительно не представленное громким тинейдж-кино. Как и предыдущих героев Элизы Хиттман, их не распирает от желаний, они не знают, хотят ли чего-то вообще, и не испытывают предельных чувств, на образе которых держится все, что продается. По Хиттман, быть подростком — ежедневно отделять свои чувства от навязываемых о них представлений, разглядывать этикетки, которые взрослый мир лепит на формирующиеся тела. Это все равно что пытаться решать сложную задачу, когда все вокруг выкрикивают ответы, — неизвестно, правильные или нет.
Образы жестко заданных рамок — главное, что сгущает атмосферу в фильмах Хиттман. В сцене-эпиграфе со школьным концертом от тяжести не может пошевелиться даже камера — она зафиксирована напротив сцены и в упор рассматривает школьников, переодетых в сверстников-полуфабрикатов из экранного прошлого Америки. Особая хитрость тут в переопределении приема, привете Брессону при помощи фейкового Элвиса. Статичная камера (типичная примета авторского кино) не усиливает интроспекцию, а передает обобщающую назидательность поп-культуры, которая сама забирается под кожу. Начиная с дебютной короткометражки о девочке из русского комьюнити на Брайтон Бич, Хиттман выворачивала наизнанку «пляжное кино» о жизнерадостных мальчиках и девочках в купальниках — пряча рефлексию над жанром за интимностью историй, чтобы зритель не спотыкался о топорные отсылки. «Никогда, редко, иногда, всегда» отходит от пляжной темы, хотя спокойный океан (повторяющийся символ Хиттман) остается — он появляется и буквально в кадре, и в шуме зернистой 35-миллиметровой пленки. Подростковое сознание у Хиттман — это именно водная рябь, неконтролируемая тяжелая субстанция, а вовсе не высокая волна, которую можно оседлать на серфе. Удивительно, как эта оптика перекликается с более общими тенденциями последних лет — растущей тревожностью, рекордными продажами антидепрессантов и массовой неуверенностью в следующей неделе. «Никогда, редко, иногда, всегда» говорит обо всем и сразу, но не растекаясь мыслью по древу, а скорее впитывая в себя. Это анти-«Джуно» (по определению самой постановщицы), которое не пытается разрядить напряжение вокруг темы подростковой беременности, а говорит о том, как сильно оно переплетено с прочими формами социального давления. Во время УЗИ в захолустном кризисном центре, куда Отэм обращается изначально, ей объявляют: «Сейчас вы услышите самый волшебный звук в вашей жизни». Речь о сердцебиении плода, которое, по мнению врача, обязательно должно вызывать чувство божьей благодати. А что, если не вызывает?
Меньше трех лет назад ирландские женщины могли сделать аборт, только если у плода переставало биться сердце. Этот закон был пролоббирован католической церковью, и отменен после многолетних протестов из-за гибели Савиты Халаппанавар (в 2012 году ей отказали в экстренном аборте и она умерла от воспаления). Через год после того как Ирландия наконец-то легализовала прерывание беременности, 25 американских штатов ввели новые про-лайф законы. Тогда-то Хиттман и поняла, что настали темные времена и нужно доставать из чулана старый сценарий, который она писала под впечатлением от ирландской истории. Перенести действие в США было решено, потому что компания BBC предложила спонсорскую поддержку именно на таких условиях. Собирая уже американский материал, Хиттман съездила в кризисный центр в Пенсильвании и вернулась оттуда с позолоченным пакетом самодельных флаеров о радостях материнства.
Почему 17-летняя Отэм не может определить сама, что для нее значит беременность и аборт? Для американского слуха имя героини (Отэм, осень) связано с колдовской темой и чуть меньше — с нишевым юмором подростков-трансгендеров. Так что в нем сливаются охота на ведьм и трансфобный подтекст. Собственно, это главная заслуга Хиттман — в ее фильмах говорят не персонажи, а мир вокруг них. Мысли Отэм, отец ее ребенка, отношения с родителями не проговариваются вслух и показаны как тени на стене пещеры. На школьном концерте девочка надрывно поет «Он заставлял меня делать вещи, которые я не хотела», а на собеседовании в нью-йоркской клинике становится ясно, что она не раз сталкивалась с принуждением. Вот только в обоих случаях Отам говорит чужими словами — в клинике опрос предполагает один из четырех ответов «никогда, редко, иногда, всегда», и нужен разве что для статистики.
В отличие от «Похоже на любовь» и «Пляжных крыс», здесь у Хиттман нет выразительных образов насилия — оно целиком рассеяно в воздухе и поблескивает в кажущихся обыденными вещах. Прикрикивающий отец, начальник в супермаркете, который без спроса целует руки девочек (это не единственные неприятные поцелуи в фильме, от которых не увернуться). Отэм может выглядеть как хочет, но полного права распоряжаться своим телом у нее нет — его нужно добывать в трех часах езды от родительского дома.
Почерк Хиттман — эмоциональная напряженность при мнимой бессюжетности. Казалось бы, невелика заслуга — фестивали ломятся от такого кино последние лет шестьдесят. Но экзотических пейзажей, странных диалогов и прочих подсластителей у Хиттман тоже не найти. «Никогда, редко, иногда, всегда» — кино невидимых вихревых токов, и легко представить, что обманчивый минимализм может наскучить, словно дерево под окном. Но едва ли это стоит записывать в режиссерские промахи. Тут скорее случай из мема про эмбиент «а у всех в аудиозаписях какие-то шорохи?» Если у вас — да, то, скорее всего, это ваше кино.
