Как к вам попал сценарий?
Я закончил ВГИК в 2012 году, и вместе со сценаристом Михаилом Курановым мы написали сценарий про тюрьму. После этого мы полтора года ходили по продюсерам и студиям в надежде запуститься и в итоге добрались до Федора Попова и студии «ВГИК-Дебют». Он посмотрел на наш сценарий и сказал, что с этой историей не сможет пойти в Минкульт, но у него было альтернативное предложение — он дал мне сценарий про Чеснока. Я прочел и понял, что про тюрьму я и так сниму, а от этого сценария отказаться точно не могу. Минкульт поддержал нас, и мы отправились в производство.
А как проходило ваше сотрудничество со сценаристом Алексеем Бородачевым?
Это его дебютный, дипломный вгиковский сценарий, и когда он попал мне в руки, он уже был готов. Я сначала думал его как-то повертеть и что-то с ним сделать, но Алексей написал все четко и никаких правок я, по сути, не вносил. История на экране — это целиком и полностью история Алексея.
Вы были с ним знакомы лично?
Нет, мы познакомились, когда я начал работать над проектом. Но вместе над текстом уже не работали, мне повезло, что сценарий был уже полноценный.
Вам как дебютанту было сложно найти актеров на главные роли?
Актеров я нашел мгновенно. Когда я начал читать сценарий, я понял, что главную роль должен играть Женя Ткачук, а когда дочитал, понял, что отцом должен быть Серебряков. Так как у меня на руках был отличный сценарий, Серебряков хотел поработать с Ткачуком, Ткачук загорелся этой историей, а мне удалось доказать всем, что это будет что-то необычное, все сложилось. Серебряков согласился сниматься бесплатно, что нам очень сильно помогло.
Работа с ними далась тяжело?
Мне вообще было нелегко. Я испытал на себе все тяготы дебютной картины. Мне казалось, что я всем должен помочь, как-то поучаствовать, я делал очень много лишних движений. Вместо того чтобы заниматься только актерами и своей режиссерской работой, я участвовал во всех процессах. В итоге сам от этого пострадал. С другой стороны, может, оно и хорошо в итоге, но мне было непросто, в том числе и с актерами. Алексей Серебряков понимает задачу очень четко, он очень профессиональный актер. Но он меня очень строго спрашивал по замыслу, не предлагал никаких импровизаций и говорил: «Что ты хочешь, то ты и получишь». Поэтому он ко мне планку ожиданий завышал, а я волновался и придумывал, как мог. А Женя Ткачук, наоборот, вносил фонтан идей и импровизаций, и его нужно было направить и не дать уйти куда-то в сторону. Было очень интересно. Мне кажется, эта разница в подходах помогла и в работе над персонажами.
Вы рассказывали, что от нервов вас даже тошнило на съемках.
Часто в кино показывают, как героям на экране становится плохо и их тошнит от волнения и напряжения. Мне казалось, что это все ерунда. Но на съемках так было со мной. Не все время, но несколько раз от переработок, потока смен и отсутствия выходных.
Может это нормальное состояние для режиссеров?
Надеюсь, работа над следующим фильмом будет сильно отличаться. Все мои ошибки должны помочь мне в будущем. У режиссера такая профессия, что каждый участник хочет сделать по-своему, а в итоге отвечаешь за все ты. Это, конечно, сильно заставляет нервничать. Если к этому правильно относиться, то это тревога должна перейти в нужные задачи для себя, для группы и для актеров. В какой-то момент в свое волнение нужно включить всех остальных. Тогда все становятся соучастниками и единомышленниками, а не соперниками. Главное, чтобы борьба была за фильм, а не за самого себя.
Продюсеры не пытались повлиять на ваши решения?
Федор Попов не участвовал активно в производстве. Он дал мне свободу действий и все время, вплоть до окончания монтажа, не пытался влиять на ситуацию и помогал сделать фильм. Бюджет определяет производственные сложности. У нас он был небольшой, и приходилось ужиматься, искать, как снять дешевле. Для дебюта это тяжело. Хотелось не спешить и разбираться дольше. А мне все время приходилось думать про себя: «Нужно идти дальше, нужно идти дальше». Это само по себе становится жестким внутренним продюсером. В принципе, я считаю, что все у меня случилось удачно, и единственное, по поводу чего у меня с Федором Поповым были разногласия, это выбор музыки. В итоге я сделал так, как сделал, и он все же согласился. Музыка оказалась в кассу, и мы поняли, что никто не ошибся.
Как родилось музыкальное оформление фильма? У вас тут и Хаски, и Петлюра, и Не Твое Дело.
В какой-то момент мне показалось, что нужна музыка Гершвина, его «Голубая рапсодия». Казалось, что она должна чуть ли не весь фильм играть. Но со временем я понял, что это какая-то надуманная у меня мысль, и Гершвин не работает так, как бы мне того хотелось. Я много чего попробовал и подумал, что нужно ставить музыку, которую слушает сам Витька Чеснок. Я решил, что мне не нужная композиторская музыка, а нужны те композиции, который создадут какой-то дополнительный пласт к характеру героев.
На показе одна из зрительниц сказала, что кино совершенно не смогут понять за рубежом, а мне кажется, что это совсем не так. Ведь похожие герои и истории есть в любых кинематографиях.
Я думаю, что Алексей Бородачев написал универсальную историю по своему содержанию. Проблематика, которая здесь есть, понятна всем и не опирается на какой-то специфический русский колорит. Я тоже не старался разворачивать это в сторону кино, которое будет понятно только российскому зрителю. Также я понимал, что для иностранца интересно увидеть не просто историю отца и сына, а увидеть картину того места, где происходит история. Мы сознательно искали колоритные специфические места, костюмы, приметы, которые создадут такое лубочное, сказочное представление о нашей реальности. Мне кажется, мы правильно выбрали такую задачу. Когда мы показывали картину в Карловых Варах, я не знал, как картину воспримут и почувствуют. Конечно, зрителям был понятен не весь юмор бандитской истории, но в целом никто не ощутил дистанцию. Главное, чтобы в сути истории был заложен смысл, который считывается, несмотря на весь колорит. Много примеров фильмов, где все опирается на очень специфические местные формы, но в то же время и содержание нам понятно. Если история толковая, то главное ее не испортить и языком кино вытащить все самое интересное на экран.
Среди референсов для фильма вы называете «Облако-рай» и «Счастливы вместе». Мне еще кажется, что кино также напоминает «На игле» Бойла своей красочностью и маргинальностью персонажей.
Мы не ожидали такого сравнения, но я его понимаю. Герои — маргиналы, там наркоманы, здесь — гопник, и так же, как в «На игле», есть четкая жанровая конструкция и понятная история. Наверное, есть пересечения по форме и монтажу. Мы не ставили себе целью опираться на Бойла. «Счастливы вместе» были примером стилистического решения. Мы искали цвет, искали краску, искали свой колорит. «Облако-рай» мне нравится с точки зрения характеров. Мы пытались достать в своем фильме ту утрированность, тот гротеск, что есть в «Облаке-рае». Мы хотели сделать преувеличенную реальность. Сейчас, оглядываясь назад, я бы что-то усилил и поменял в сторону еще более гротескного изображения. Еще мы вдохновлялись фотографиями Алекса Уэбба.
Поэтому меня удивляет, что нашлись люди, которые, несмотря на всю условность «Чеснока», разглядели в нем чернуху.
У нас зрители очень часто видят русофобию в отечественном кино. Я почитал комментарии к нашему трейлеру на YouTube — там какие-то огненные замечания. Я думаю, у нас возникла фатальная пропасть между нашим кинематографом и зрителями. Как будто люди на разных полюсах. Современный зритель воспитан на американском кино, и он в принципе сравнивает наше кино с американским и требует от наших кинематографистов кино такого же качества и содержания. И кинематограф этому поддается и пытается создать зрительские и жанровые фильмы, копии американского кино. Я думаю, что понятного пути для нашего кинематографа нет, но нам нужно как-то сломать эту стену и делать кино, которое будет иметь со зрителем связь и подключать его эмоционально, в том числе идеей. Надо вытащить реальность на экран, через жанр, через что угодно. Как только на экране появится сущностная правда, и герои не будут какими-то непонятными персонажами, такие претензии со стороны зрителей просто отпадут. Я понимаю зрителей, которые приходят на наши фильмы и просто разочарованы. Поэтому и комментарии я эти под нашим трейлером понимаю. У людей есть четкое ожидание того, что они увидят. Возможно, если они посмотрят фильм, они изменят свое мнение. Я от зрителя ничем не отличаюсь — я тоже хочу видеть на экране кино, которое меня будет подключать и после которого я уйду с эмоциями, вопросами, смыслами.
Вы для себя выделяете каких-то российских режиссеров или отдельные фильмы?
К сожалению, я не вижу в современном российском кино таких примеров. Такое ощущение, что не возникло тех режиссеров, которые бы сделали следующий шаг. Хотя считаю, что «Теснота» Кантемира Балагова — первый шаг в этом направлении.
«Чеснок» немного напоминал по настроению «Шапито-шоу».
Да, вот еще «Шапито-шоу» — отличная картина. Такая феерия, которая вытащила на экран что-то сегодняшнее. Отлично сработали и символически, и образно, и содержательно. Жаль, что фильм не получил широкую огласку.
Как и создатели «Шапито-шоу», вы собираетесь прокатывать фильм «самокатом»? Прокатчик не заинтересовался «Чесноком»?
Тут все просто. Крупные прокатчики отказались от нас, а от тех предложений, что нам делали, уже мы отказались, решив, что, как минимум, сделаем не хуже сами. Зачем нам отдавать картину в чужие руки, раз у нас самих есть энергия и мы сами за все бьемся? Работа-то понятная, и мы будем сами заниматься своей историей, а если отдадим кому-то другому, то мы просто встанем в ряд с другими релизами, и все будет зависеть от энтузиазма прокатчика, у которого мы не одни. Посмотрим, как пойдет. Мы рассчитываем на нужное количество экранов — сейчас уже есть 50 кинотеатров по России. Для небольшого фильма вроде «Чеснока» это уже неплохо. Конечно, реклама — это очень важно. Через соцсети мы смогли достучаться только до Москвы и Санкт-Петербурга. Мы сами думаем пока, как это все преодолеть. Я уже много профессий освоил: и постеры научился делать, и трейлеры. Сейчас вот прокат освою (улыбается). Вот если бы у нас был большой прокатчик с рекламой, то это был бы другой вопрос. У нас пока нет примеров, чтобы создатели малобюджетного фильма сами прокатывали свое кино и вышли бы в плюс. В идеале нам надо хоть в небольшой плюс выйти, и это было бы полезно для всех. Очень важно, чтобы в России снимали больше кино, тогда оно станет лучше.
Вы сейчас разрабатываете остросюжетную комедию про вранье и драму про псковских школьников.
Мы сейчас переписываем эту комедию, и, надеюсь, нам удастся добавить нужного безумия, чтобы все заиграло еще сильнее. Драма про подростков — это для меня личная история, которой я занимаюсь не спеша. Тема непростая, ответственность большая. Пока я собираю материал и думаю, как эта история может быть осуществлена. В идеале это должен быть абсолютно независимый проект. Если я возьмусь за нее, то это будет история без продюсера, буду сам на коленках своими силами делать, чтобы получить тот результат, которого я хочу добиться.
Почему вы так заинтересовались этой историей?
Если вы знаете, их жизнь оборвалась трагически. Они застрелились, а до этого снимали трансляцию своих действий в Periscope. В этих детях я узнал себя. Мне показалось, что я что-то о них знаю такое, чем я могу поделиться с другими. У меня нет задачи снять социальное кино или фильм-расследование, судить кого-то. Моя задача — познакомить зрителей с этими ребятами через фильм и узнать о них больше. Мне кажется, оно того стоит.
