10 лучших документальных фильмов о еврейской истории

«Русские евреи. Фильм первый. До революции» – первая работа Леонида Парфенова, которая выходит в кинотеатрах. Эфирная судьба его еще не решена, хотя сам автор считает, что проект сделан в телевизионной эстетике. Первая часть цикла посвящена периоду со времен Киевской Руси до Октябрьской революции, вторая и третья серии будут закончены к концу года и охватят промежуток между революцией и современностью.

В подборке «Киномании» – другие 10 выдающихся фильмов о еврейской истории, которые стоит посмотреть.

кадр из фильма

Это первое действительно художественное высказывание о холокосте, и принадлежит оно французскому классику Алену Рене. «Ночь и туман» чередует черно-белые кадры хроники и яркую цветную съемку опустевших концлагерей в сопровождении закадрового рассказа о происходившем в их стенах. Автор намеренно избегает лишних эмоций и пафоса и этой отстраненностью достигает еще более сокрушительного эффекта. Тридцатиминутная лента сразу же вызвала недовольство французской цензуры, пожелавшей вырезать французского офицера в пересыльном пункте, и сделанные тогда режиссером компромиссные правки были убраны только в редакции 2003 года. Вслед за французскими властями запротестовали немцы, потребовавшие снять фильм с Каннского фестиваля, но авторов поддержали пресса и бывшие узники, пригрозившие устроить акцию протеста, если показ не состоится.

кадр из фильма

«Шоа» – самая эпичная работа не только в сорокалетней фильмографии Клода Ланзманна, но и в истории документалистики. Фильм длится более девяти часов, снимался на шести языках в течение одиннадцати лет в четырнадцати странах. Но эти мегаломанские цифры не стоили бы ничего, если бы Ланзманн не создавал с их помощью новый киноязык. Режиссер говорит о прошлом исключительно из воспоминаний настоящего, отказавшись от архивов и хронологического порядка. Он использует только интервью с уцелевшими свидетелями холокоста (не пренебрегая скрытой камерой): бывшими заключенными и их семьями, немецкими офицерами и чиновниками, работниками лагерей и машинистами «поездов смерти», жителями окрестностей и участниками польского Сопротивления – а также современную съемку мест, так или иначе связанных со случившимся. Картина извлекает дьявола из мельчайших деталей, бережно сохраняемых режиссером: Ланцман даже решил не редактировать интервью и включил в фильм их последовательный устный перевод. Бескомпромиссный эксперимент так напугал заказчиков-израильтян, что они в итоге вышли из проекта. Зато он пришелся по душе критикам и философам, включая Симону де Бовуар, с которой Ланзмана некогда связывали долгие отношения: она даже написала предисловие к расшифровкам интервью из фильма, которые вышли отдельной книгой.

кадр из фильма

Режиссер Ари Фолман, снимая этот глубоко автобиографичный фильм, похоже, решил не ограничивать себя ни в чем. Прежде всего, в экспериментах с формой: «Вальс с Баширом» – это анимированная документалистика, причем он использует не обычное в таких случаях ротоскопирование (когда обрисовываются живые кадры), а собственный метод на основе традиционной и флэш-анимации. Фильм смел и по содержанию: он бесцеремонно бередит крайне чувствительную для Ближнего Востока рану – резню палестинцев в ливанских лагерях Сабре и Шатилев 1982 году. Режиссер пытается вернуться в ту пору, когда ему было 19 лет и он служил в израильской армии во время операции в Бейруте. По какой-то причине его память об этом времени исчезла, и Фольман шаг за шагом восстанавливает хронику событий, разговаривая с солдатами и другими очевидцами. «Вальс с Баширом» разнесли в пух и прах израильские консерваторы, попрекнувшие режиссера в неприглядном изображении солдат и потакании антисемитизму, и в то же время его запретили к показу ливанские власти.

кадр из фильма

Вряд ли кто-то ожидал, что пятнадцатисерийный фильм, работа над которым длилась около одиннадцати лет и с которым режиссер долго и безуспешно обивал пороги телеканалов, обретет культовый статус после первого же эфира. Замысел, казалось, был прост: в течение нескольких дней кряду съемочная группа во главе с Олегом Дорманом и знаменитым оператором Вадимом Юсовым снимала интервью с Лилианной Лунгиной, переведшей на русский язык Астрид Линдгрен, Кнута Гамсуна, Генриха Белля, Эмиля Ажара, Августа Стриндберга и многих-многих других. Однако собеседник оказался настолько харизматичен, разговорчив, интересен и глубоко мудр, что интервью, дополненные архивами и доснятыми в самых разных местах материалами, превратились в настоящую энциклопедию XX века. В судьбе одного человека отразилась и судьба русской интеллигенции, и ее отношения с миром, и мытарства еврейского народа. Лунгина вовсе не скрывала своего еврейского происхождения, подробно рассказывала о своей жизни в Германии, Франции, Палестине, наконец, Москве, и препятствиях, которые вставали перед ее семьей из-за их происхождения. Кстати говоря, попасть на телевидение фильму помог именно Леонид Парфенов.

кадр из фильма

В 1942 году немецкие солдаты начали съемки хроники о Варшавском гетто – незадолго до того, как его население отправили на уничтожение в Треблинку. Почему-то фильм остался неоконченным, затерялся, и лишь 12 лет спустя пленка была найдена в старом бункере. Полвека после этого кадры из него использовали в качестве документальной иллюстрации страшной жизни в гетто – пока неожиданно не были найдены еще две катушки с вырезанными сценами: нацистский фильм Das Ghetto со всеми его жестокостями оказался срежиссированной постановкой. Яэль Херсонски разоблачает, что было правдой, а что пропагандистской фальсификацией, дополнив материал показаниями немецкого оператора и интервью с выжившими. Ужас происходящего в кадре усугубляется тем, что даже сцены с трупами и скотскими издевательствами оказываются извращенным спектаклем. В этом и странность: для чего немцам необходимы были все эти изуверские сцены? Режиссер находит ответ в геббельсовских технологиях пропаганды – тех, что остаются актуальными по сей день.

кадр из фильма

Палестинский оператор-любитель Эмад Бурнат купил первую камеру в 2005 году, когда в его деревню приехали бульдозеры, чтобы сравнять с землей посевы и рощи, построить стену между еврейским и палестинским поселениями и, согласно официальной позиции, предотвратить проникновение смертников на территорию Израиля. Несколько лет под пулями и дубинками израильской армии и полиции Бурнат фиксировал изнутри непрекращающуюся борьбу жителей деревни за свою землю – и при этом снимал своих соседей, семью, сына. Мальчик растет на глазах, и на глазах формируется гражданское сопротивление, которое удивительным образом остается в стороне от радикального экстремизма. Пять камер Бурната было разбито, прежде чем правительство решило перенести забор. В 2009 году к работе над фильмом присоединился израильский режиссер Гай Давиди, который помог доснять новый материал, собрать вместе старый, записать закадровый текст и выстроить историю. Симпатии авторов понятным образом оказываются на стороне палестинских протестующих, за что израильские «ястребы» обвинили фильм в игнорировании соображений государственной безопасности. Тем не менее, на Иерусалимском фестивале «Пять разбитых камер» были названы лучшим документальным фильмом, а позже попали в оскаровский документальный шорт-лист вместе с «Привратниками».

кадр из фильма

«Привратники» моментально стали сенсацией уже потому, что в основе фильма лежат интервью с шестью бывшими главами израильского агентства контрразведки и внутренней безопасности «Шабак». Обыкновенно неразговорчивые сотрудники спецслужб рассказывают авторам о роли их ведомства в войнах с арабами, интифаде и переговорах с палестинцами, устранении лидеров организации «Хамас», скандальном убийстве задержанных после «теракта на маршруте 300» и прочих далеко идущих приемах борьбы с терроризмом – как арабским, так и еврейским. Но авторов больше всего интересует вопрос об этически допустимом ущербе и той границе, которую разрешено переступать в борьбе со злом терроризма – речь заходит о применении пыток и организации убийств. Многие израильские чиновники по традиции отнеслись негативно и к «Привратникам», сочтя, что в фильме нет политического контекста, оправдывающего вынужденные меры Израильского государства, а кое-кто заявил, что «Шабак» приравнивают по жестокости к нацистам.

кадр из фильма

Последний на сегодняшний день фильм Ланзманна не в состоянии сравниться по размаху с «Шоа» (хотя длится 3 часа 40 минут), но и принадлежит он совсем другому жанру. В его центре, помимо самого режиссера, – всего лишь один герой: родившийся во Львове венский раввин Беньямин Мурмельштейн. Он был назначен немцами председателем «еврейских старейшин» Терезиенштадта, образцово-показательного концлагеря, функцией которого было пускать пыль в глаза всему миру и демонстрировать, что никакого холокоста не происходит. «Еврейским старейшинам» отводилась особая роль, и оттого Мурмельштейн, согласившийся на сделку с Адольфом Эйхманом (одним из главных организаторов холокоста), заслужил позорное клеймо. Интервью с раввином Ланзманн снял еще сорок лет назад, готовясь к «Шоа», сегодня же он вновь посещает места, где все происходило. Автор пытается понять, возможно ли сопротивление после достижения определенной точки, есть ли оправдание тем, кто пошел на сотрудничество с нацистами, чтобы облегчить судьбу соплеменников, и ищет глубинные причины, сделавшие холокост возможным.

кадр из фильма

В год окончания Второй мировой войны, когда солдаты союзников вступили в концентрационные лагеря и были поражены масштабом массовых убийств, британское Министерство информации решило использовать снятые военными операторами сцены, чтобы зафиксировать нацистские преступления. В качестве одного из консультантов в работе участвовал Альфред Хичкок, который даже отказался брать гонорар . Но уже в сентябре 1945 года проект был свернут по политическим причинам – возможно, из-за опасений британского правительства, что эта хроника повлияет на дальнейшую судьбу подвластной ему тогда Палестины, возможно, из-за желания использовать новую Германию в качестве будущего союзника. 60 лет спустя материал старого фильма был извлечен из архивов, отреставрирован и дополнен интервью с участниками проекта (включая старую запись интервью Хичкока) и выжившими узниками. Как и все первые свидетельства того времени, эти страшные кадры обладают оглушающей силой. В 70-ю годовщину окончания войны в Международный день холокоста фильм был одновременно показан на нескольких крупнейших телеканалах мира, включая HBO и ARTE.

кадр из фильма

В 1995 году премьер-министр Израиля Ицхак Рабин был застрелен еврейским ультраправым экстремистом Игалем Амиром. Сегодня Амир отбывает уже 21-й год пожизненного заключения, страстно ненавидимый всеми в Израиле. Однако есть и исключения: российская эмигрантка Лариса вдруг решила оставить мужа, которому родила четверых детей, и выйти замуж за террориста. Игаль, Лариса и их сын Инон – главные герои фильма, при этом собственно убийство остается где-то в стороне. «На пороге страха» – рассказ не столько о преступлении и наказании, сколько о природе любви и отношениях человека с обществом и государством. Много в фильме и собственно Израиля и размышлений о его путях, его недавняя история преломляется в жизни проклятой всей страной семьи. Великий режиссер Герц Франк снимал свой последний фильм десять лет, но закончить не успел, и за него «На пороге страха» сумела завершить его сорежиссер Мария Кравченко. Несмотря на то, что картину фестивали и критики встретили с одобрением (а в России она получила премию «Лавр»), в Израиле многие объявили ей бойкот, министр культуры потребовала изъять «На пороге страха» из официальной программы Иерусалимского фестиваля, а внучка Рабина назвала фильм «циничным злоупотреблением свободой самовыражения».