Песня Рустама Сагдуллаева посвящается Камилле Ю. По пыльным улочкам Саларского посёлка Катил я колесо судьбы своей. В столице ситца, саржи, шёлка Я прожевал краюху лучших дней.
Оставив за спиною сорок лет, На сердце и любви не ставлю крест, Лишь праведник способен дать обет И то вдали от этих райских мест.
Я вспоминаю, как играли в лянгу, В ашички, в стукана, дукаты… Отправился в Прибалтику, в Палангу, Чтобы увидеть чуждые закаты.
Я приезжаю в этот край как сын. К земле родной вновь припаду губами И съем её сухую, словно сыр, Смочив горючими слезами.
И умиляюсь, детство вспоминая, Как я сидел на шее бати. На шествии в день славный Первомая… Не помню, как добрался до кровати.
Как золотил верхушки тополей Хозяин края – солнце-хан. Как для страны мы урожай полей Везли на общий дастархан.
Как вратарём мой брат Евгений С друзьями защищал наш дом. Нам бог не выдавал знамений. Нет! Дал однажды. В шестьдесят шестом.
И все забавы словно оборвало, И дети повзрослели как в войне. Пустые камеры несутся по Салару. От этой пустоты ещё больней.
Твои глаза, и губы, и косички Увидел я на Шота Руставели. Как счастлив брат и две твои сестрички, Что трогать их нечаянно посмели.
Потом с тобой в парк Кирова на танцы Мы каждый вечер бегали вдвоём. А помнишь, хулиганы-оборванцы Пристали к нам, и я махнул "пером"?
Изгибы, переплёты махалли: Чапаната, Каракамыш и Дарбаза… Тогда с тобою думать ли могли, Что не увижу вновь твои глаза?
Я на суде не выглядел позёром, Увидев пятна покрасневших век. Вот так мутнеют чистые озёра И высыхают русла рек.
Всё позади, все "прелести" тюрьмы. И север мне теплей, чем южный край. Но кто, скажи, на этом свете мы? – Камилла, милая, скорее отвечай..
посвящается Камилле Ю.
По пыльным улочкам Саларского посёлка
Катил я колесо судьбы своей.
В столице ситца, саржи, шёлка
Я прожевал краюху лучших дней.
Оставив за спиною сорок лет,
На сердце и любви не ставлю крест,
Лишь праведник способен дать обет
И то вдали от этих райских мест.
Я вспоминаю, как играли в лянгу,
В ашички, в стукана, дукаты…
Отправился в Прибалтику, в Палангу,
Чтобы увидеть чуждые закаты.
Я приезжаю в этот край как сын.
К земле родной вновь припаду губами
И съем её сухую, словно сыр,
Смочив горючими слезами.
И умиляюсь, детство вспоминая,
Как я сидел на шее бати.
На шествии в день славный Первомая…
Не помню, как добрался до кровати.
Как золотил верхушки тополей
Хозяин края – солнце-хан.
Как для страны мы урожай полей
Везли на общий дастархан.
Как вратарём мой брат Евгений
С друзьями защищал наш дом.
Нам бог не выдавал знамений.
Нет! Дал однажды. В шестьдесят шестом.
И все забавы словно оборвало,
И дети повзрослели как в войне.
Пустые камеры несутся по Салару.
От этой пустоты ещё больней.
Твои глаза, и губы, и косички
Увидел я на Шота Руставели.
Как счастлив брат и две твои сестрички,
Что трогать их нечаянно посмели.
Потом с тобой в парк Кирова на танцы
Мы каждый вечер бегали вдвоём.
А помнишь, хулиганы-оборванцы
Пристали к нам, и я махнул "пером"?
Изгибы, переплёты махалли:
Чапаната, Каракамыш и Дарбаза…
Тогда с тобою думать ли могли,
Что не увижу вновь твои глаза?
Я на суде не выглядел позёром,
Увидев пятна покрасневших век.
Вот так мутнеют чистые озёра
И высыхают русла рек.
Всё позади, все "прелести" тюрьмы.
И север мне теплей, чем южный край.
Но кто, скажи, на этом свете мы? –
Камилла, милая, скорее отвечай..