Преуспевающий кардиохирург Стивен Мёрфи (сильно бородатый Колин Фаррелл) когда-то потерял пациента на операционном столе. С некоторых пор к нему на работу время от времени стал наведываться сын умершего, 16-летний Мартин (Барри Киган). В подростке есть что-то отталкивающее, однако Стивен регулярно болтает с ним о том о сем в закусочной, проявляет почти отеческую заботу и даже делает ему довольно дорогие подарки — словом, вину свою чувствует и как бы пытается ее загладить. В один прекрасный день хирург и вовсе приглашает Мартина к себе домой, чтобы познакомить парнишку с семьей — женой-офтальмологом Анной (Николь Кидман), дочерью-подростком Ким (Раффи Кэссиди) и маленьким сыном Бобом (Санни Сулич). Вечер проходит вроде как неплохо, но именно с этого момента жизнь Стивена и его семьи превратится в сущий ад. После того как у Боба вдруг — без причин, известных современной медицине, — откажут ноги, Мартин сообщит, что за смерть его отца мистеру Мёрфи придется заплатить смертью одного из трех членов своей семьи. Иначе умрут все трое.
Насколько мастерски довольно обаятельный молодой актер Барри Киган сделал своего героя Мартина по-настоящему неприятным, настолько же виртуозно Йоргос Лантимос превратил свой последний фильм в действительно отталкивающее зрелище. Вероятнее всего, именно такого эффекта режиссер и добивался, однако есть одно но: в отличие от лучших образцов противного глазу и нутру кино, «Убийство священного оленя» с первых же кадров обволакивает непроглядной, убаюкивающей скукой — начиная с научно-популярной сцены операции на открытом сердце (на Discovery и BBC нынче и не такое увидишь) и заканчивая финалом, который должен был быть шокирующим, а оказался на редкость предсказуемым и нелепым.
«Убийство» не работает ни как шок-шоу, ни как серьезная драма. В первом случае Лантимос слишком гуманно готовит зрителя к тем кошмарам, которые ожидают героев истории, — результатом этого нагнетания саспенса в час по чайной ложке становится безразличие к судьбе абсолютно всех персонажей. Во втором же греку явно мешает выбранная в качестве отправной точки трагедия Еврипида «Ифигения в Авлиде». Лантимос слишком увлечен прочерчиванием параллелей, хотя с самого начала ясно, кто здесь современные Агамемнон, Клитемнестра, Ифигения (в двух экземплярах) и требующая жертвы Артемида. Куда интереснее выглядит попытка препарировать (то в духе Ханеке, то с уклоном в фон Триера) семейные (да и просто человеческие) отношения представителей среднего класса, почти утративших инстинкт самосохранения в условиях безнаказанного комфорта.
Однако и тут все не слава богу. Если «Клык» был блестящей деконструкцией семьи (и социума в целом) на уровне языка, определяющем практически всё, а сентиментальный, но «сложносочиненный» «Лобстер» обозначал стремление заново очеловечиться в максимально регламентированном антиутопическом обществе, то «Убийство священного оленя» то и дело срывается в назидательный тон (сам по себе заход с врачебной ошибкой чего стоит), и когда в финале герои дружно начинают терять человеческий облик, то этому, увы, не удается даже удивиться — просто потому, что персонажи на протяжении всего фильма не вызывают ни малейшего сочувствия. И если дети и отлично сыгравший своего героя Киган еще как-то пытаются расшевелить это болото (видимо, невольным образом — в силу природной непосредственности), то постные физиономии Фаррелла и Кидман, произносящих, как принято у Лантимоса, многозначительные фразы с интонациями вокзального диктора, становятся символами этой анемичной ленты.
Притворяясь то социальной драмой, то психологическим триллером, то эстетским хоррором, «Убийство священного оленя» терпит фиаско на всех фронтах и работает, пожалуй, лишь в том случае, если допустить, что нарратив, актерская игра, навязчивый нойзовый саундтрек и финальный режиссерский срыв в китч (дай бог, чтобы осознанный) намеренно собраны в двухчасовой экспериментальный видеоарт, призванный продемонстрировать, насколько дискомфортным — в худшем смысле этого слова — может быть кино.
