Есть мнение, что после «Страстей Христовых» Мел Гибсон мог смело начинать писать мемуары о своей славной кино-карьере, подводя своеобразный итог сделанному и достигнутому. Но австралиец решил не почивать на лаврах кассового успеха, взявшись за не менее интригующий проект об индейцах племени майя. Содержательная сторона «Апокалипсиса» проста, на первый взгляд даже незамысловата: в результате разбойного нападения на одну из деревушек майя, индеец Лапа Ягуара разлучен со своей беременной женой и малолетним сыном. Оставшихся в живых мужчин готовят к обряду жертвоприношения. Чудом уцелевший герой, бросается на помощь возлюбленной через полный опасностей тропический лес, убегая от идущих по следу разъярённых преследователей…
Надо отдать должное Гибсону, он не собирался развлекать публику, что становится ясно буквально с первых минут «Апокалипсиса», пресловутый экшн для режиссёра вторичен. Фабула картины не более чем предлог для демонстрации ярких, талантливых, запоминающихся режиссёрско-операторских находок. Из едва заметных мелочей Гибсон создаёт атмосферу, не почувствовать, не воспринять которую просто невозможно. Мучительный для многих выбор между «что?» и «как?» перед Гибсоном очевидно даже не стоял. Соорудив незамысловатый сюжетный скелет, он с головой ушёл в его реализацию.
В фильме есть ряд сцен, наглядно демонстрирующих потенциал вчерашнего «Безумного Макса». Очень тихо, без шума и пыли, громких интервью или манифестов о себе любимом Гибсон-актёр благополучно переквалифицировался в Гибсона-режиссёра. И понятно это стало именно после «Апокалипсиса», а не триумфального «Храброго сердца». В сущности, даже не важно, как воспримут фильм академики, и получит ли картина желанные для многих номинации на «Золотой Глобус» или «Оскар». Куда важнее, что в ряду режиссёрских имён появилась ещё одна полноценная единица.
Как и «Страсти» (параллелей, увы, просто не избежать) «Апокалипсис» не поддаётся однозначной оценке. Раскладывать такое кино по полочкам, вынося окончательной вердикт по совокупности отдельных компонентов в данном случае, как минимум, преступление. Ясно только одно – на время киносеанса зрительный зал погружается в иную эпоху, аутентичность передачи которой может служить учебником для студентов всех киновузов мира. С одной стороны, Гибсона без труда можно обвинить в наплевательском отношении к публике как таковой, с другой же – именно это и заставляет выделить его фильм в бесконечной череде одноразового киносырья с голливудских холмов. Свою работу режиссёр выполнил на «отлично», последующие рефлексии на сей счёт попросту бесперспективны.
