Jekse

Hallelujah Приуроченный к попаданию в зал славы Рок-н-Ролла пожилой вокалистки Дарлин Лав скучный идолопоклонческий документальный паноптикум «В двух шагах от славы» несколько лет назад собрал все мыслимые и немыслимые кинематографические награды. Оно и понятно: талантливый режиссер Морган Невилл с усердием студента-отличника скрупулезно изучает историю американского шоу-бизнеса через призму чернокожего бэк-вокала. Получившие музыкальное образование в христианских общинах, сменившие госпеловские мантии на r`n«b-шные мини-юбки афроамериканки не щадя своих голосовых связок боролись с расовой сегрегацией и вытесняли со сцены белых девчонок-зубрилок — ну чем не оскароносный сюжет? Монологи мэтров (Стинга, Джаггера, Уандера) про важность подпевки чересчур приторны (такое ощущение, что каждому из них речь написала Опра Уинфри) и напоминают некачественные российские документалки с телеканала «Россия-1», посвященные юбилею какой-нибудь советской звезды. Но, несмотря на все очевиднейшие минусы, «В двух шагах от славы» прекрасно заряжает позитивом: лихой монтаж и удачно подобранный саундтрек заставляет постукивать ногой в такт и добавлять старые песенки себе в плейлист. Да и ключевую мысль режиссер доносит очень четко: какая разница, кто красуется на обложке — как только грампластинка начинает вращаться, изображение на ней смазывается и остается только голос. Чарующий и неповторимый.

Без задней мысли Грубо говоря, пиксаровская «Головоломка» - экранизация фразеологизма «тараканы в голове»: суть в том, что нашим мозгом управляет пять базовых эмоций: Радость, Гнев, Страх, Брезгливость и Печаль. Эти пять мозговых «фиксиков» по очереди нажимают на кнопки и дергают рычаги, тем самым генерируя наш характер и поведение, их действия порождают воспоминания - кирпичики, из которых складывается наше сознание. В такой незатейливой игровой форме режиссер Пит Доктер скармливает зрителю базовый курс психологии: в самом деле, сделать из лабиринтов человеческого разума кэролловское зазеркалье – решение воистину гениальное. Еще на стадии объявления проекта стало понятно, что «Головоломка» - самый экстравагантный и оригинальный проект пиксаровцев за все время их существования: ведь здесь даже нет архетипного антагониста на подобие усатого коротышки из «Рататуя» или склизкой твари из «Корпорации монстров», а в качестве абсолютного зла, с которым борются главные герои, выступают подростковые комплексы одиннадцатилетней девочки. Лассетер и ко давно поняли, что мультфильмы должны развлекать не только малышей, но и их родителей, которые вынуждены со своими детьми сидеть в кинотеатрах (можно даже их упрекнуть, что целевая аудитория «Головоломки» как раз-таки старшее поколение, знающее всю ценность воспоминаний, но, если честно, совсем не хочется). Своей искренностью и легкостью пиксаровская новинка напоминает лучшие творения Миядзаки и греет сердце не хуже старого Диснея. Главная ценность «Головоломки» - это оригинальный сеттинг, забавные объяснения метаморфоз человеческой памяти: только этот мультфильм расскажет, почему надоедливая мелодия из рекламы заедает в голове, почему мы забываем телефоны друзей и куда деваются наши детские воображаемые друзья. В местной Вооброжляндии есть конвейер, где собирают идеальных парней, на киностудии сновидений в прямом эфире снимаются грезы и кошмары, а в закромах нашей памяти прячутся самые потаенные детские страхи: леса из брокколи и плотоядные клоуны. При этом «Головоломка» удивительно точно сбалансирована: буйная фантазия Доктера не выходит за рамки детского мультфильма, грамотно работает на нарратив, поэтому за всеми тонкостями происходящей творческой вакханалии уследит даже самый рассеянный зритель. Творцы из «Пиксара» (именно творцы, их мультфильмы уже можно ставить в один ряд с работами Микеланджело, Да Винчи или Пикассо) в очередной раз совершили практически невозможное: придумали такую историю, которую смотришь на одном дыхании, лишь изредка смахивая умилительные слезинки. Если покопаться, то за оригинальностью исполнения за всеми их экспериментами прячутся прописные истины: что любовь меняет мир («ВАЛЛ-И»), что малый может стать великим («Рататуй»), что друзьями нужно дорожить («История игрушек»), что мечтатели душой не стареют («Вверх») и, в конце концов, что нужно давать волю своим эмоциям, какими бы они не были.

Солнце - это Бог Для тех, кто не знает, Уильям Тернер — английский художник (преимущественно маринист), живший в первой половине XIX века, предвосхитивший появление импрессионизма. Фигура, несмотря на внушительное наследие, довольно мифическая: сохранился лишь один его прижизненный портрет; а его биография представляет собой мешанину из выдумок и сильно приукрашенных фактов. Сам он был обладателем скверного характера, отталкивающей внешности и фонтанирующей гениальности, сильно опережавшей время. Майк Ли снял великое кино - современного 'Барри Линдона', не иначе. Гигантскую кропотливую работу проделали оператор и декораторы, которые мастерски переплели картины «Шекспира английской живописи» с реально существующими пейзажами, поэтому маленький совет: перед просмотром хотя бы мельком пробегитесь по творчеству Тернера. Сам фильм представляет собой размеренный альманах из нескольких историй из жизни художника, своими повадками напоминавшего медведя (например, Тернер запросто мог плюнуть в свою картину), но в то же время мечтавшего нарисовать солнце так, чтобы оно ослепляло зрителя. 'Солнце - это Бог', - говорит на смертном одре Уильям. Эта фраза красной нитью идет через все творчество Тернера и через фильм режиссера Ли: мешковатый маринист считал, что именно борьба между светом и тенью порождает всю окружающую нас красоту. Одержимый этой схваткой солнца и тьмы, Тернер, наплевав на бывшую жену и дочерей, мнение королевы Виктории, рисует свои полотна, на которых главный герой всегда один и тот же - солнце. Солнце, которое каждый день разное, несмотря на то, что ежедневно движется по одной и той же траектории. Конечно же, в первую очередь, это кино об эпохе и людях, которые уходят в прошлое вместе с ней. Тернер с большой долей скепсиса ходит к фотографу, презрительно смотрит на картины прерафаэлитов и насмешливо слушает восхваления критика Рескина. Мастеру небольших ролей Тимоти Споллу превосходно удается фыркать в сторону неминуемо приближающегося будущего. Уильям Тернер не любил перемены, но самого будущего он не боялся, потому что знал, что и через триста лет ослепляющее солнце будет вставать на востоке, чтобы, как и всегда, сразиться с тьмой и подарить нам еще один прекрасный день.

Мыльный «опер». Вышедший на пенсию аргентинский следователь (Дарин) решает написать роман о жестоком убийстве, которое он расследовал 25 лет назад на пару со своим напарником-алкоголиком (Франселья). Ныряя в пучину воспоминаний, следователь вспоминает о чувствах к своей прекрасной начальнице (Вильямилль). Как выяснится, спустя четверть века настало время поставить точку не только в их отношениях, но и в деле, которое, казалось бы, закрыто еще много лет назад. Если рассматривать «Тайну в его глазах» пожанрово, то фильм окажется довольно хиленьким. Как детектив - примитивно («Доказательства? Подозреваемый на фотографиях похотливо смотрел на жертву!» – это, конечно, хм). Как мелодрама – so boring (все в худших традициях латиноамериканского «мыла»: запретная любовь с двадцатипятилетним сроком годности – куда ж без этого). Как экзистенциальное кино - тоскливо и фальшиво (натужные реплики об отравляющих жизнь воспоминаниях страдающие герои чеканят с необычайной важностью). Местами вопиющая бюджетность напоминает штатную серию какого-нибудь детективного процедурала: (например, гримеры явно халтурили: двадцать пять лет отразились на героях в виде пары морщин и клоков седых волос; ну, либо в Аргентине прекрасные клиники пластической хирургии). Но, в чем парадокс – смотрится все очень увлекательно, а вопросы к логике и поведению персонажей появляются не вовремя просмотра, а только спустя какое-то время после оного. Кино режиссера Кампанеллы подкупает своей аргентинской легкостью, первоклассной стилизацией под 70-е, красотой глаз актрисы Вильямилль (какие же у испаноговорящих красивые фамилии – ах!) и суровой харизмой Рикардо Дарина. Ну и, конечно, неординарная шокирующая концовка нивелирует даже самые страшные сценарные и режиссерские косяки.

Раскритиковать «Мир Юрского периода» проще некуда: долгожданный ребут спилберговской франшизы вышел на редкость глупым и стерильным даже по невысоким блокбастерным меркам. Про километровые забеги по джунглям на шпильках не пошутил только ленивый, а от до безобразия несмешных сексистских шуточек главного героя, кажется, неловко самому Крису Прэтту, чего уж говорить про зрителей. Бедняге-режиссеру Колину Треввороу, зажатому продюсерскими тисками, очень хочется угодить и новичкам, и поклонникам оригинальной трилогии (для последних в фильме появляется персонаж в футболке оригинального парка и ностальгически нудит, мол, раньше было душевнее), но получилось, мягко говоря, скверно: генетический мутант indominus rex скучнее кайдзю от Дель Торо, дрессированные велоцирапторы смотрятся чудовищно нелепо, а концовка, где менее страшные твари одолевают вместе более сильную и страшную тварь так вообще отдает японскими трэшаками в духе «Годзилла против огнедышащей черепахи». Но ставить пессимистичный диагноз публике, которая проголосовала рублем за такое скучное и туповатое зрелище (третье место по сборам за всю историю!), я бы все же не стал. Ведь, как мы помним, до того, как в IMAX-кинотеатрах стали крутить дорогие блокбастеры, их репертуар преимущественно состоял из небольших высокотехнологичных зарисовок про жизнь огромных ящериц. И «Мир Юрского периода», по большому счету – это растянутая до полнометражного кино получасовая короткометражка о прогулках с динозаврами, куда зачем-то решили вставить людей.

Нокаут Воодушевленный рейтингами прощальной речи президента Никсона (Ланджелла), ведущий развлекательных передач Дэвид Фрост (Шин) решается на интервью с жертвой импичмента. Пока Фрост и его ищейки (Плэтт, МакФейден и Рокуэлл) старательно подготавливают неудобные вопросы, склонный к авантюрам Никсон решает использовать эту беседу как трамплин для своей новой политической карьеры и принимает бой лучезарного шоумена. Политический мастодонт выигрывает первые несколько раундов: Вьетнам, Камбоджа, СССР – но все-то знают, что впереди еще разговор про злополучный Уотергейт. Сценарист Питер Морган - мастер перевоплощений грязных кулуарных слухов в захватывающие политические трагедии. Одним росчерком пера он превращает личность правителя в метафоричную тантамареску, чтобы каждый мог представить себя на месте того или иного лидера. Например, почувствовать какого это: быть королевой Великобритании, зажатой тисками вековых традиций, жестоким африканским диктатором с манией величия и своеобразными представлениями о морали или американским президентом, которого в своей стране ненавидят все, но, кажется, уже забыли почему. Выстроенный по канонам спортивной драмы, лощеный «Frost/Nixon» - прежде всего, попытка компилировать из отрывков различных реальных откровений бывшего президента один двухчасовой разговор с по-голливудски неминуемым раскаянием старика Никсона. Кульминационный epic fail обаятельного пожилого джентльмена приходится на его фразу про то, что «если президент что-то делает, то его деяния не могут быть противозаконны» - и вот тут-то раскрывается весь замысел этого маленького спектакля: как одна-единственная фраза может погубить удачное в принципе интервью, так и маленький прокол с уотергейтскими взломщиками может разрушить неплохую президентскую карьеру.

Значит, как на себя самого, — положись на него. «Так лучше, чем от водки и от простуд» - хрипло чеканил Высоцкий про незавидную участь азартных скалолазов, которым однажды не улыбнулась удача. Конечно, карабкающиеся за сиюминутной эйфорией альпинисты - безрассудные эгоисты, которые хотят доказать самим себе, что человек может выдержать любое испытание матушки-природы. Но их безумством невозможно не восхищаться. Вот и центре художественно-документальной ленты 'Касаясь пустоты' - невероятная жизнеутверждающая история про двух безумцев, Джо и Саймона, которые хотели взобраться по труднодоступному склону перуанского семитысячника, но судьба решила иначе. Южноамериканские Анды для двух молодых британцев превратились в чистилище, полигон для испытаний безграничных человеческих возможностей. Потерявший треть своего веса и погибающий от боли и обезвоживания Джо Симпсон на седьмой день испытывает катарсис: инстинкт самосохранения ликвидировал человеческую сущность Джо, превратив его в животное, которым движет только неутолимая жажда жизни. Жизни не ради семьи, работы, увлечений, а ради жизни как таковой. Второго героя, Саймона, судьба испытывает иначе. Играя с ним в шахматы, она постоянно ставит 'вилку' - ситуацию, когда любой из предложенных вариантов - фатальный. Порвать трос, тем самым обрекая друга на верную смерть, или попытаться вытащить его на своих плечах? Выбор не из легких. Такие истории нужно рассказывать исключительно в документальной стилистике: здесь не будет высокогорной бардовской романтики, воспетой в советской 'Вертикали', голливудских клише 'Вертикального предела', броского клипового монтажа '127 часов'. Только обветренная кожа, почерневшие от обморожения пальцы, припорошенные снегом ресницы. А вместо музыки - скрип ледяных глыб, завывание горного ветра и пронзительный 'fuck' умирающего скалолаза. Излюбленный прием режиссера МакДональда - показать, как невыносимо израненному герою ползти по снегу, волоча за собой сломанную ногу, а потом, когда он преодолел очередную реперную точку (тем самым совершив маленькую победу), поднять камеру на высоту птичьего полета и продемонстрировать всю незначительность его титанических усилий. Комбинируя художественные вставки (высококачественная реставрация прошедших событий) и выдержки из интервью, у режиссера получается мощнейший образчик мотивирующего кино. История Джо и Саймона - показательный пример того, что не нужно опускать руки даже в самой безвыходной ситуации. К слову, настолько безвыходной, что от временного помутнения рассудка рефлексирующие мысли в голове смешались в глуповатую песенку группы Boney M. Возвращаясь к творчеству Высоцкого, 'Касаясь пустоты', - вольная экранизация его известнейшего шлягера 'О друге' - песни о крепкой альпинистской дружбе. В фильме неоднократно упоминается о том, как важно взаимопонимание между скалолазами, какая ответственность лежит на том, кто в связке первый взбирается на гору (оступится один - погибнут все). И о том, что настоящий друг - это не только тот, кто готов вытащить товарища из снежной западни ценой своей жизни, но и тот, кто простит и поймет, почему тебе пришлось перерезать веревку.

За столом сидит человек, потерявший жену и ребенка. На его руках и ногах наручники. На столе ружье. По столу катится игрушка с заводным механизмом. К игрушке привязана веревка. На другом конце веревки - курок. Вот-вот раздастся выстрел. Но, неожиданно, за окном покатилась на проезжую часть коляска с орущим младенцем. Что делать? Шестиминутный 'Countdown' при желании можно пожурить за излишнюю условность (например, коляска сползает с тротуара со скоростью престарелой черепахи, а водители не нажимают на педаль тормоза, видимо, из принципа), но как-то совсем не хочется. Режиссер удачно метафоризирует и эту явно надуманную (и очень неправдоподобную) историю преподносит как суровую притчу о неотвратимости принятых решений. Ведь как часто нам хочется отмотать время назад хотя бы на минуту, день, год. Но судьба оттого и злодейка, что рано или поздно дьявольская игрушка доедет-таки до конца стола.

Си-си-си-пи Вячеслав Фетисов, опустив очки, сосредоточенно смотрит на экран смартфона. Интервьюер (американский режиссер Гейб Польски) хочет задать вопрос, но Фетисов перебивает его, показывая в камеру средний палец. Оторвавшись наконец от телефона, легендарный хоккейный защитник начинает долгий увлекательный рассказ о своей карьере (от юниора ЦСКА до высокопоставленного чиновника), о своих напарниках (великолепная пятерка Макаров-Ларионов-Крутов-Касатанов-Фетисов и вратарь Третьяк), о стереотипном мышлении американцев в отношении первых легионеров из СССР, о том, почему однажды грузный министр обороны Язов назвал Фетисова «членососом», и, конечно же, о роли хоккея в идеологической схватке с Соединенными штатами. «Суровый бой ведет ледовая дружина», - даже в строчках незатейливой воодушевляющей песенки угадывалось отношение коммунистической партии к этому командному виду спорта. Победы на международных соревнованиях были не менее важным показателем эффективности социализма, чем количество ядерных боеголовок на душу населения. Спортсмены (являющиеся к тому же офицерами Красной армии), как настоящие солдаты 11 месяцев в году жили на тренировочной базе, а после выматывающих марш-бросков «писали кровью». Золотые медали воспринимались как данность, а поражения приравнивались к предательству. Как никак, война на дворе, пускай и холодная. В связи с этим, режиссер этого уникального документального проекта задается вполне закономерным вопросом: как жестокая авторитарная система могла породить прекрасный игровой стиль, который одновременно обладал красотой русского балета и скоростью мышления великих советских шахматистов? Но прямого ответа на этот вопрос «Красная армия» не дает: рациональному американцу не удается разложить по полочкам тонкости загадочной русской души. Сначала ему кажется, что советские виртуозы были обязаны своим успехом романтичному тренеру Анатолию Тарасову («Улыбайся! Ты же в хоккее!»), но потом сам же утверждает, что большинство побед случились уже при Викторе Тихонове. Да и байки о тяжелейших условиях подготовки оказываются сильно приукрашенными - стеснительный Крутов резюмирует: «Конечно, было трудно, но мы занимались любимым делом и были счастливы» - вот он, парадокс безответного русского патриотизма. Несмотря на благоговейный трепет режиссера перед советским хоккеем, его документальная лента не лишена стандартных атрибутов стереотипной антикоммунистической агитки: титры в духе русского коллективизма, матрешки, красные звезды, серп с молотом, на саундтреке – треньканье балалаек и детское хоровое пение. Ради художественной красочности Польски небрежно искажает факты: например, тренер Виктор Тихонов из опытного, хоть и чрезвычайно строгого наставника превратился в кабинетного выскочку, ставленника партии и жестокого диктатора, который был назначен сразу же после увольнения Тарасова, а не спустя несколько лет. И таких неточностей, упущений и недосказанностей – больше, чем в бравурной «Легенде №17» или в тусклом и насквозь фальшивом байопике «Слава» (тоже посвященного жизни Вячеслава Фетисова), что для документального кино – фатальная ошибка. Создателям «Красной Армии» неинтересна погоня за исторической достоверностью – им хочется показать американскому зрителю, что винтиками красной коммунистической машины были обычные люди, которые любили свою страну несмотря ни на что. «Мы потеряли патриотизм, потеряли гордость, душу», - грустно подмечает Фетисов, когда вспоминает про развал Советского союза. Польски, в подтверждение этих слов, ввинчивает в повествование отрывок из вирусного видео с Александром Овечкиным, в котором известный хоккеист на спор расстреливает матрешки с краской. За полтора часа «Красной армии» благодаря умелому монтажу и грамотной режиссуре удаётся рассказать многое, но самое интересное, как обычно, остается за кадром. Ведь судьба Фетисова - это показательный пример того, как великий спортсмен может превратиться в лицемерного функционера. На фоне этой героической истории о борьбе свободолюбивого Славы с нежеланием партийных тугодумов отпускать спортсменов в НХЛ, смотрится совершенно отвратительно недавняя инициатива самого Фетисова запретить молодым российским хоккеистам уезжать в заокеанские клубы. Но при этом «Красная армия», несмотря на все свои очевидные минусы, смотрится на одном дыхании: отретушированные архивные кадры изящных комбинаций и восхищенные отзывы западных экспертов вызывают неподдельное чувство гордости за отважных парней, которые боролись до последнего и шли вперед, сплюнув на лед выбитые зубы. У которых в жизни была только одна цель - доказать, что «от тайги до британских морей Красная армия всех сильней»