Париж, 1897 год. Двое друзей, Анри де Ренье (Бенжамен Лаверн) и Пьер Луис (Нильс Шнайдер), влюблены в красавицу Мари (Ноэми Мерлан, актриса с внешностью Адели Блох-Баэур с климтовских портретов) — дочь поэта-академика Жозе-Марии де Эредиа (Скали Дельпейра). Мари выдадут за надежного и рассудительного де Ренье, однако Пьер, писатель с богатой фантазией (будущий автор «Женщины и паяца» и «Песен Билитис») и бурным темпераментом, станет ее любовником. Пройдя через испытания ревностью, разлукой, рискованными опытами с эротической фотографией и даже профессиональной конкуренцией (мадам де Ренье станет успешной писательницей, скрывающейся за мужским псевдонимом Жерар д’Увиль), Пьер и Мари сохранят трепетные чувства на годы.
«Куриоса» (в начальных титрах нам объяснят, что этот термин из лексикона коллекционеров означает «предмет, книгу или фотографию эротического характера») — дебютный полнометражный фильм фотохудожницы Лу Жёне, что, в сочетании с акцентом на секс-скандал в богемной среде, вызывало определенные опасения. Например, кино запросто могло оказаться похожим скорее на видеобуклет или полнометражный клип, чем на связную историю с началом, серединой и концом. Кроме того, памятуя о том, кто такой Пьер Луис (и каковы экранизации двух его главных произведений — бунюэлевский «Этот смутный объект желания» и «Билитис» британского эротомана Дэвида Хэмилтона), можно было ожидать, что Жёне ударится в стилизацию провокационных лент конца 70-х — начала 80-х.
Ничего подобного, к счастью, не произошло: фривольная фантазия, основанная на переписке главных героев и их фотографиях, оказалась на удивление драйвовой и поместительной — целых два любовных треугольника (с двумя общими вершинами, Мари и Пьером), изящный наезд на колониализм, приглашение к серьезному разговору о фрейдизме и колоритный портрет эпохи в качестве фона. Интерьерная часть фильма порой все же кажется нарезкой анимированных фотоэтюдов, снятых в аккуратно декорированной студии, однако Жёне нашла безошибочные штрихи, помогающие погрузиться в атмосферу Парижа конца XIX века и поверить в происходящее на экране. В ход идут и схваченные мгновенными крупными планами предметы (от писчих принадлежностей до фотокамеры), которые кажутся не реквизитом или антиквариатом, а «живыми» вещами. И панорама Парижа с выстроенной всего-то восемь лет назад и возвышающейся над городом — самым непристойным и неуместным образом — Эйфелевой башней. И, наконец, модернистская салонная атмосфера, иллюстрирующая рубеж веков и будоражащий отказ от множества табу в искусстве и обществе в целом.
Революционные веяния, кажется, занимают постановщицу даже больше, чем частная жизнь героев «Куриосы», которые, впрочем, со всеми переменами глобального масштаба тесно связаны: ведь именно эти симпатичные чудаковатые люди, не слишком ладно организовавшие свои маленькие «опасные связи», и стали провозвестниками тех самых перемен. И, будто подгоняя время, Жёне коротко монтирует личные и творческие страсти Мари и Пьера под холодный синтезаторный бит, записанный видным французским электронщиком Арно Реботини и напоминающий лучшие номера из саундтреков Трента Резнора и Аттикуса Росса. Подобного рода анахронизмы — не новость: например, тот же трюк провернули Стивен Содерберг и Клифф Мартинес в «Больнице Никербокер». Но в «Куриосе» он, наряду с обманчиво легким общим тоном фильма, особенно уместен в качестве причудливого аккомпанемента «невыносимой легкости бытия» на закате XIX века, когда что-то писали, рисовали и снимали, кажется, все без исключения. Жёне ловко трансформирует это наивное представление о модернистском Париже в лирическую (и одновременно пронизанную иронией) зарисовку из жизни богемы, какие только темы не задевая при этом по касательной.
