1960-е:
«ПЕРЕД РЕВОЛЮЦИЕЙ» (1964)
«Перед революцией» — вторая картина в карьере Бернардо Бертолуччи и первая, как полагают многие критики, сделанная самостоятельно. В дебюте 1962 года «Костлявая кума» рукой Бертолуччи ещё водит его первый киноучитель Пьер Паоло Пазолини, обративший молодого Бернардо из поэта в режиссёра. Но уже во второй работе Бертолуччи обретает голос и формирует собственную повестку «кинематографа идей». «Перед революцией» — первый из устроенных режиссёром поединков между мужчиной и женщиной, невозможный союз, в котором автор разрывается между постелью и политикой, ругается с историей и временем, с церковью и искусством, семьёй и происхождением. Только очень молодой и очень пессимистичный творец может так томиться, жаждать революции (через четыре года он примет активное участие в парижских волнениях 1968 года), тосковать по новому человеку и говорить, говорить, говорить — в основном тяжеловесными, пространными монологами, — заговаривая своё презрение к себе и миру.
«КОНФОРМИСТ» (1970)
«Конформист» — один из самых значительных фильмов европейского кинематографа и новая ступень эволюции Бертолуччи. Если в «Перед революцией» он прощался с великим Пазолини, то «Конформист» — это расставание с Годаром, другим его духовным учителем, освещавшим первое десятилетие Бертолуччи в кино. Секс здесь снова находится в спарринге с политикой, но уже на новом для режиссёра художественном и философском уровне. Совершенно невероятно, но Бертолуччи ещё нет и тридцати. «Конформист» становится путеводной звездой окрепшего за океаном «нового Голливуда». В любви к фильму и его автору признаются Коппола, Скорсезе и Спилберг.
1970-е:
«ПОСЛЕДНЕЕ ТАНГО В ПАРИЖЕ» (1972)
Величие и мгновенный культовый — даже классический — статус «Конформиста» открывают перед Бертолуччи все двери. Его уже ждут в Голливуде, но он дерзко крадёт у «фабрики грёз» Марлона Брандо ради болезненной, истерической истории любви, попавшей в ловушку собственных скандалов и шокирующей откровенности. Оценки фильма до сих пор разняться от непонятого до перехваленного, но любой переживший «Последнее танго в Париже» не сможет от него отмахнуться и точно не сможет забыть. Дело в том, что Бертолуччи намеренно отключает свой абсолютный вкус и слух, чтобы создать на экране ад — фальши, напыщенного пафоса, нигилизма. Брандо долго не мог простить дерзкому режиссёру той смеси ненависти и жалости, которую вызывает его герой, а вторая звезда фильма Мария Шнайдер так и не смогла понять и принять злополучную сцену изнасилования, за которую итальянский суд дал Бертолуччи четыре месяца условно.
«ЛУНА» (1979)
Безусловно, говорить о Бертолуччи семидесятых без упоминания грандиозного и необъятного «Двадцатого века» не имеет никакого смысла, но фильм уже был на наших радарах. Потому есть возможность остановиться на самом «тёмном» периоде в творчестве Бертолуччи и нижней точке его режиссёрской траектории. С одной стороны, в «Луне» автор продолжает гнуть линию краха семьи, от которой не отступал ни разу со времён «Перед революцией» (и «Конформист», и «Последнее танго в Париже», безусловно, и про это тоже). «Луна» — это развал семьи, как института, потеря коммуникаций, сбой чувств, их мутация в откровенную перверсию. Но, кажется, впервые Бертолуччи обнажает очевидную с первых работ невозможность рассказать интимную историю, если к ней не привязаны поплавки сверхидей. И если в «Последнем танго в Париже» агония вульгарности была частью замысла, то в «Луне» Бертолуччи терпит абсолютный провал, который невозможно прикрыть высокими целями. Тем не менее, именно в этом и есть особая ценность «Луны» и его следующего фильма «Трагедия смешного человека»: в них Бертолуччи сгорает дотла, меняется и взрослеет.
1980-е:
«ТРАГЕДИЯ СМЕШНОГО ЧЕЛОВЕКА» (1981)
Проходная социальная сатира, в которой Бертолуччи продолжает размышлять о крахе семьи и пропасти между социальными классами. Снова, как и в «Луне», родители ничего не знают о своих детях, эгоистично пытаются взять от жизни всё и испытывают запретные сексуальные вибрации, но «Трагедия смешного человека» более сбалансирована, хотя и вызывает то же чувство отвращения к главному герою — маленькому человеку, ставшему большим. Бертолуччи филигранно рисует ничтожного человека со всеми его изъянами, но, кажется, сам устаёт от семейно-политической проблематики, до дна выработанной ещё в «Двадцатом веке». Брошенные камни — в религию, политику, буржуазный класс — явно не долетают до цели.
«ПОСЛЕДНИЙ ИМПЕРАТОР» (1987)
«Последнего императора» принято считать классическим биопиком — большим до громоздкости, внятным до скуки и просчитанным для абсолютного «оскаровского» триумфа (девять премий Американской киноакадемии, включая статуэтку за лучший фильм года). Однако невозможно не увидеть, что именно здесь Бернардо Бертолуччи добирается до высшего проявления режиссуры: создаёт «полководческое» кино, кинематограф масс, где с помощью масштаба и чисто технических приёмов, невозможных без идеальной команды оператора (великого Витторио Стораро) и художника-постановщика, рассуждает о ходе времени. «Последний император» — полотно о силе ритуала, как единственном спасении от хаоса истории. Ритуал важнее религии, политической повестки и идеологии. Недаром автор закольцовывает несметные массовки в Запретном городе из детства Пу И с революционными парадами-демонстрациями хунвейбинов. И там, и там развиваются яркие флаги над империями, и там, и там время кажется застывшим. Все же перемены, страшные и бессмысленные, происходят тогда, когда ритуалы сначала мельчают, а потом и вовсе перестают работать.
1990-е:
«УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА» (1996)
В середине девяностых Бернардо Бертолуччи возвращается в Италию, чтобы «Ускользающей красотой» открыть новый — самый светлый и интимный — период своего творчества. Итогом становится фантастически красивое, солнечное кино, стрекочущее цикадами и сверчками, дышащее средиземноморским маревом, землёй, оливковыми рощами, кипарисами и виноградной лозой. Бурая тосканская почва требует, чтобы по ней ходили только босяком, — и чувствующий это Бертолуччи создаёт здесь свою самую лёгкую, воздушную картину, в которой любуется природой и красотой Лив Тайлер. «Ускользающая красота» и юная Люси — это и есть Италия Бертолуччи. Она лишается невинности, над её виноградниками проносятся военные истребители, а на холме, прямо посреди виноградников, возводится несуразная железная махина телевышки. Пусть, и американка — но с «тосканским» геном, Люси становится для режиссёра метафорой родной страны: всегда молодой и красивой, чувственной, желанной, наивной, но наделённой интуицией, романтической, солнечной и лунной.
«ОСАЖДЁННЫЕ» (1998)
После воздушной «Ускользающей красоты» приходит черёд ещё более «импрессионисткой» истории «Осаждённые», хрупкого, почти бессловесного и местами мучительного фильма про разные цивилизации и культуры. Бертолуччи хватает всего нескольких комнат и лестничных пролётов, чтобы показать пропасть между западной и африканской цивилизациями. Сыгранные на полутонах и обрывистых аккордах, «Осаждённые» могли бы стать гимном всепобеждающей любви, но мудрый итальянец чувствует, что даже самые сильные чувства не смогут преодолеть пропасть между разными мирами.
XXI век:
«МЕЧТАТЕЛИ» (2003)
В «Мечтателях» Бертолуччи возвращается в эпоху своей молодости, откручивает время назад — когда кинематограф менял людей и менял мир, был важен настолько, что любое сравнение с политикой не бросало на него тень, а только добавляло искусству нужный вес. Режиссёр снова мешает секс и политику, оказавшись для этого в самом естественном месте и времени — Париже 68-го. Это последняя эпоха, когда секс ещё оставался манифестом — против инструмента эскапизма, в который он превратился уже в следующем десятилетии. «Мечтатели» — это признание в любви не только собственной молодости, но и кинематографу, собственному синефильству, которые и были его личной культурной революцией. В картине обнаруживаешь, что, переступив шестидесятилетний барьер, Бертолуччи не стал ретроградом и консерватором, а всё ещё молод и энергичен для того, чтобы считать революцию самым витальным, что есть в истории человечества.
«Я И ТЫ» (2012)
Если в шестидесятые молодёжь запиралась дома, чтобы заниматься любовью, а в девяностые сбегала туда, где солнце, то в новом веке она забаррикадировалась в подвале с ноутбуком и наблюдает за муравьями и ломкой прекрасной девушки. «Я и ты» — горький фильм-приговор, чья «затхлость», легковесность и видная невооружённым взглядом инертность видится не творческим просчётом, а единственной правильной оптикой для изображения измельчавшей эпохи. Бертолуччи подводит итог своей пятидесятилетней жизни в кино. Если окажется, что картина станет последней в его фильмографии, то финал с «Ground Control» Дэвида Боуи и улыбкой Лоренцо будет прекрасным итогом и точкой.
Спасибо за обзор и надеюсь что Я и ты не последняя работа Маэстро.