14 октября в один миг, ничем не отличающийся от предыдущего, население Земли сократилось на два процента. Над тайной исчезновения — пропало что-то около 140 миллионов человек по всему миру — бьются последние три года на всех политических и социальных уровнях. Настойчивые голоса из телевизора давно слились в звуковой «белый шум», из которого вылавливаешь лишь растерянность и раздражение (для более сильных эмоций как минимум нужен материализованный образ врага, которого в этой ситуации нет).
Простой люд перешёл в режим механической рутины, главная цель которой — не забыть (потому как невозможно), а как-то бочком проскочить на следующий уровень, перешагнуть сковывающее движения прошлое. Оно повсюду — в молитвах на уроках в школе, на радиоволнах, в телеящике, но, главное, в головах тех, кто остался. Они, по глазам видно, чувствуют себя в меньшинстве. Не перед недостающими двумя процентами, а перед тем, кто это сделал.
Сюжетной точкой отсчёта новой жизни становится канун дня памяти в провинциальном Мэйплтоне. Мэрия готовится отметить третью годовщину открытием памятника, парадом и едва ли не народными гуляниями, желая — проверенная политическая технология — переплавить трагедию прошлого в объединяющий фактор в настоящем. День памяти теперь называют Днём Героев, хотя героические качества ушедших вызывают вопрос более-менее у всех. За порядок на мероприятии отвечает местный шериф Кевин Гарви (Джастин Теру).
Город разделился на два идеологически перпендикулярных лагеря: «правильный» электорат, подхватывающий инициативы местной власти, тех, кто называет случившееся Вознесением (именно так, с большой буквы), и более симпатичное меньшинство, пытающееся вытащить из костенеющего культа религиозно-суеверную составляющую. Предложить что-либо взамен они не в состоянии, потому вынуждены апеллировать только здравым смыслом, который в Мэйплтоне сковала судорога.
Как только сериал всё-таки удалось закончить, Дэймон переметнулся в лагерь больших голливудских кинопроектов. Там он с успехом монетизировал свою «технарскую» страсть к научной фантастике (которая и убила «Остаться в живых», помешав сериалу стать «Твин Пиксом» XXI века) всякими «Стартреками», «Прометеями» и ковбоями с пришельцами и неизбежно должен был пустить корни в голливудском раю для драматургов-блокбастермейкеров, где-то неподалёку от Джеймса Вандербилта, Зака Пенна, Роберто Орчи и Алекса Куртцмана. Но Линделоф вернулся. Зачем?
В романе Перротты Линделоф ухватился за идею создать пространство, где человек способен на любой поступок. Исчезнувшие 2% — это трещина в казавшемся незыблемым мироздании, обнаруженный дефект в фундаменте уже выстроенного и заселённого дома, из которого жильцам теперь некуда деться, кроме как самоликвидироваться, потому что другое жильё никто никогда не даст. Другого жилья просто не существует. Это мир рухнувшей веры, на руинах которой несколько лет тлеют суеверия, потому как настоящий Бог себя дискредитировал.
HBO, первый среди равных и единственный, кому не жмёт статус великого телеканала, проводит потрясающий год. Это не стечение обстоятельств или благоприятное расположение небесных светил. Налицо режим мобилизации: в этом году закрываются сразу три большие драмы («Настоящая кровь», «Подпольная империя», «Новости»), определяющие — в большей или меньшей степени — лицо канала, его репутацию. Пользуясь актуальной футбольной терминологией, руководство канала «угадало с заменой», хотя очевидно, что за выбором новых шоу — «Настоящего детектива», «Оставленных» и, чего уж там, «Силиконовой долины», стоят не удача и не везение, а та самая репутация и вера в умного зрителя.
Спасибо.